Olga Fotinich

МАЛМЫЖ

Это город в Вятской обласит. Позже - Кировской, а теперь - опять Вятской.

Вятская область вообще была довольно известным местом ссылки, начиная еще с 19 века. Первый поток белоруссов, как считается, был туда отправлен после восстания 1830-1831 годов. Так продолжалось и далее, и среди ссыльных были такие известные и поныне имена как А. Герцен, М.Салтыков Щедрин, В. Короленко; латышский поэт Янис Райнис и многие другие. А в советское время туда были отправлены представители белорусской интеллигенции, которая была осуждена по делам СОБ – т.е. Союза Освобождения Белорусии. Вот как раз в этот поток и попал Адам Юрьевич Мицкевич, мой дедушка.

Да, аресту предшествовала тюрьма, однако не очень долго (да, смешно это говорить сейчас – «недолго»!) – всего год. Однако за этот год мой дед получил туберкулез, который позже и свел его в могилу ранее положенного срока. Советская реперессивная машина не достигла еще своих полных мощностей; так называемого предполагаемого «Белорусского процесса» создать не удалось. Все предполагаемые участники будущей новой Белорусии (деду преполагался портфель министра образования) были осуждены на 5 лет ссылки, отбывать которую они и были отправлены в Вятскую область. Область тогда была Вятской, позже – после смерти Кирова, соратника Сталина, - была названа Кировской (а Вятка, соответственно, Кировом), ну а теперь она наверное, снова Вятка.

Считалось, что процесс не состоялся по той причине, что никто из осужденных не признался в инкриминируемых им действиях. Было известно, что только один подтвердил обвинения – это был некий Лёсик; не знаю, это были имя или фамилия. То же имя упоминалось и в исследованиях Владимира Мальцева – «Белоруссия между восходами и закатами». Бабушка мне говорила (разумеется, со слов дедушки), что всюду в коридорах было накарябано на стенах: «Лёсик – предатель!». Приблизительно в то же самое время был громкий процесс по делу «Союза Освобождения Украины», т.е. аналогичный. Наказания там – как дает нынче Википедия – были значительно суровее; к высшей мере наказания было приговорено 15 человек.

Итак, белоруссы были отправлены в Вятскую область; в разные места ссылки. Это были и Вятка, и Слободское, и Омутное, и Аранск, и Елабуга, и – вот – Малмыж. Как вспоминает Ефим Кипель в своей книге «Эпизоды» группа ссыльных, среди которых был и Адам Юрьевич, добралась до города Котельнич Вятской области. Они пробыли в Котельниче 5 дней, после чего им был предоставлен выбор – или идти пешком под конвоем, или же добираться до места ссылки своими силами. Они выбрали последнее. Впереди был путь – около 250 километров.
Вот как вспоминает этот путь Ефим Кипель:
«До места ссылки нам оставалось еще 250 км в сторону от железной дороги. Мы решили ехать без конвою по реке Вятки до пристани Медведки. А оттуда нам надо было разъехаться в разные места, как было предписано НКВД: Я, Микола Азбукин и Микола Влашчик – в город Налинск, Владимир Жилка и Иван Сасинович, учитель из Случина – в город Уржум; Адам Мицкевич, Михаил Гурский и Адам Корень – в город Малмыж.
Мы купили две лодки – одну большую, а другую – поменьше. В меньшую посадили Жилку, чтобы его никто не тревожил и он чувствовал бы себя более свободно. Маленькая лодка была привязана к большей, и Жилке не надо было грести. За капитана нашей «эскадры» был Мицкевич, так как он родился и вырос на Немане. Из каких-то старых простынь, которые удалось найти, он смастерил парус, и мы целый день плыли без весел, но под вечер налетел сильный ураган, порвал наш парус и чуть нас не потопил. После этого мы отказались от дальнейшего усовершенствования нашего судна и пользовались только примитивной техникой. Плыли днем, а вечером раскладывали костер и спали.»

Серый, дощатый, комариный, малярийный, непроходимый по осени, где ноги вязнут в грязи чуть не по колено.... Ни театров, ни концертных залов, ни приезжих знаменитостей Не зря Адам Корень (один из сосланных белорусов) никак не мог смириться с тем, что ему придется жить в этих глухих и диких местах пять лет безо всякой вины. Да и действительно – глушь: до железной дороги, до станции Вятские Поляны – 50 километров, на машине или по реке. До Казани – 147; до Кирова – и вовсе 294! Как писал Яхим Кипель – «тут короткое лето, ранняя осень и долгая зима...»

Но всегда они вспоминали одуряющий запах лип на главной улице, и просторы Шошмы (реки), и высокие берега Вятки, и рыбалку, и прогулки... А местные говорили: «Подумаешь, вас выслали, а мы тут всегда живем!»...
Так вот и пришлось жить. Жизнь продолжалась.
Там еще не прошла коллективизация, так что на базаре всего было полным-полно, и зимой мороженые судаки лежали, как бревна. Татары продавали конину, что было для белоруссов очень необычно, и они так конины никогда и не ели. Адам некоторое время преподавал в педагогическом техникуме, и жили они в квартире при техникуме. Однако вскоре (видимо, по инициативе НКВД) поступило заявление от некоего Григория Елизаровича Иванова о том, что вредителям и врагам народа не место в техникуме. Адама выгнали из техникума, и казенную квартиру им пришлось покинуть. Дальше снимали частные квартиры.

Так что встречались люди – и люди. В Минске был Сиротин, который собирал деньги на сапоги для Адама для ссылки, а вот тут – этот Григорий Иванов. К слову, его дочь Лена, в бытность свою позже в Москве, чуть ли не с гордостью рассказывала, как ее отец донес на одного из своих знакомых, что он слушает радио (то ли иностранное, то ли вообще радио, которое было в войну слушать запрещено), так этот знакомый и сгинул, в местах, не столь отдаленных.

Все ссыльные белоруссы не работали по специальности в то время как каждый из них был большим специалистом в своей области. Даже в школы устроиться было практически невозможно, и ученые, писатели, артисты работали бухгалтерами, нормировщиками, истопниками.
Вот и Адам Юрьевич после увольнения из техникума работал счетоводом в какой-то организации, а Ларисе удалось устроиться в школу учительницей немецкого языка. Она ведь закончила филологический факультет Высших Женских Курсов в Москве (это по сути университет для женщин), искала работу учителя литературы, но этой ставки не было, а была, напротив, ставка учителя немецкого языка. Вот и пригодились все знания – вначале от образования в доме Патонов, потом – в гимназии. В конце 1930-х она закончила курсы переводчиков с немецкого. Позже, уже на моей памяти, она вспоминала эти годы без печали, и даже наоборот, с некоторой приятностью. Да, местные говорили – «Подумаешь, вас сослали! Да мы тут всю жизнь живем!» Лариса собирала преподавателей, и они вместе к праздникам пекли торты – в Малмыже не знали ни тортов, ни мазурков, только пироги, шанежки да пельмени. Торты причем приходилось печь в русской печке, к чему надо было очень хорошо привыкнуть и понять, когда - уже после того, как печка вытопилась - можно ставить торт в печь.
А потом и здесь начался голод. Пришлось держать и корову, и кабанчика выкармливать. Кажется, была возможность получать объедки из какой-то столовой, так что было чем выкармливать. Лариса позже вспоминала, что она не могла есть ни ту свинину, ни ту телятину.

Fishing Дети ходили в школу, конечно. К Зое все время придиралась учительница истории – не проходило дня, чтобы она не отметила, что Зоя – дочь «врага народа». Но были и дружбы, и одноклассники, и игры. Зоя организовала там игру в «красных» и «белых». Дети выходили в Лог (это на краю города) и играли там до остервенения, всерьез брали в «плен» и связывали не понарошке. В пионеротряде была такая как бы игра – готовность к «бою». Организовывали цепочку – кто кого предупреждает, кто за кем заходит в случае сбора. Делалось это все ночью, все очень это любили, собирались и расходились.

Во время всех религиозных праздников в школе проводились антирелигиозные вечера. Сначала делали разные доклады антирелигиозного содержания, а потом были танцы. Детей учили танцам – падэспань, мазурка, вальс. Зоя танцевала обычно с Шурой Пушкиным, тоже из семьи высланных. Отец был сослан куда-то, а он жил с мамой и тетей в Малмыже. Очень был хорошим танцором. Вспоминаю переписку Ларисы с Пушкиной – по-моему, ее звали Агафья Александровна.
Часто выезжали на рыбалку, а позже дети выезжали и одни. Ездили на Вятку.